Моему отцу, ветерану войны
Фалдину Алексею Игнатьевичу посвящается
02.02.2018 г. Сергей Фалдин
В годовщину победы в Сталинграде это приглашение в иное путешествие — как в зазеркалье.
В Пантеоне Славы Мамаева кургана под звуки музыки Р. Шумана — «Грезы» (https://www.youtube.com/watch?v=2oebiDOFo6o) вчитайтесь в имена– они смотрят на Вас из прошлого:
— Железный ветер бил им в лицо, а они все шли и шли вперед, и снова чувство суеверного страха охватывало противника: люди ли шли в атаку, смертны ли они?…
Эти слова, выбитые на стене мемориала Мамаева кургана, долгое время бывшие безымянными, принадлежат Василию Гроссману — участнику Сталинградской битвы, роман которого «Жизнь и судьба», как и многие герои того времени, на долгое время был вычеркнут из жизни нашей страны.
Что называется подвигом? Какие личные качества или морально-психологическое состояние людей приводят к подвигу? Или это неизбежный результат условий, в которых оказываются люди? Так или иначе, но история войны моего города при детализации ее конкретных ситуаций открыла примеры героизма, свершившегося здесь, в месте, до боли знакомом мне с детства. В месте, в котором я с друзьями в пыли протоптал не одну тропинку по дороге к реке. В месте, где с отцом я первый раз спустил свою лодку, где влажный запах волжской воды и колющие скользкие береговые камни навсегда отпечатались памятью безмятежного детского счастья. Где, оглянувшись далеко назад, мы играли в «войнушку», как в забаву, а не в реалиях сошедшего с ума мира.
В этих местах, у сегодняшних лодочных пантонов, и далее вдоль берега напротив завода «Баррикады» в октябре 1942 года высадились солдаты дивизии Ивана Людникова, переправившиеся через Волгу с острова Сарпинский. Поднявшись к Проспекту Ленина, они должны были не пропустить немцев на территорию завода. Потери начались сразу, потери фатальные, при первой же массированной бомбардировке. Авиация противника перепахала позиции десанта, готовя их к уничтожению в танковой атаке. Перевес сил был очевиден – к Волге шли две танковые и три пехотные дивизии, держать это было невыносимо. Паники не было, была «мясорубка», планомерное и техничное уничтожение какого бы то ни было сопротивления. Оставшиеся в живых были оттеснены и зажаты в окружении у берега Волги в районе Нижнего поселка Баррикады на полоске длиною семьсот метров. Глубина береговой территории, удерживаемой бойцами Людникова, составляла около 400 метров.
400 метров от воды до нацеленных на тебя потусторонних глаз ада!
400 метров — и тысячи вперемешку живых, раненых и мертвых.
Парни — недавние призывники и выпускники училищ, слету окунувшиеся в пекло войны, оказавшись прижатыми к водяному краю, за которым смерть и лица родных, совершали поступки, находящиеся в запределье категорий повседневной человеческой жизни, где любовь обращалась в ярость — любовь и ярость порождали подвиг!
— Знай: никто ее не спасет, если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет, если ты его не убьешь.
И пока его не убил, ты молчи о своей любви…
Так убей же хоть одного! Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!
— этот меткий, как снайперский выстрел, Симоновский призыв с фронта побуждал к ярости, правомерность и благородство которой может быть осознано только в контексте войны. Любовь и ярость порождали подвиг! Подвиг защитника.
Свой семисот метровый «остров» у берега Волги бойцы дивизии Людникова держали отчаянно, жертвенно, как священный оплот надежды, держали больше месяца, рассчитывая только на себя и… ели шоколад, манящий возвратом утраченного мира и покоя, с разрушенного по соседству торгового склада.
В том же месяце война повернулась вспять.
На одиноком кургане, обласканном первыми теплыми лучами весеннего солнца и продуваемом всеми степными ветрами, срывающимися вниз в русло широко разлившейся у его подножия Волги, расцвели первые подснежники. На его вершине, обтекаемой как крыло самолета, густой поток воздуха высушивает последние остатки снега и влажного хрупкого льда, открывая путь новой жизни. Сентиментальная традиция старшеклассников — собирать на Мамаевом кургане первые подснежники, весной 1943 года была нарушена – не пришел никто.
Десятки тысяч тел погибших в Сталинграде нашли свой покой здесь рядом, в братской могиле. Тела, а часто останки человеческой плоти свозили на Мамаев курган со всего города. Точные подсчеты захоронений вести было сложно, останки погибших учитывали на вес и объем — по страшным меркам чудовищной войны.
Весенние цветы на месте побоища взошли редко, пробуждая тревожную надежду. Трава сгорела, и на черном — нежные, приспущенные, как в скорби, бело-зеленые головки подснежников протестовали – нет войне!
В послевоенном Сталинграде в мальчишеских баталиях никто не соглашался быть «немцем», хотя вскоре пацаны уже ватагами носили хлеб плененным «героям», теперь — строителям разрушенного города. Спустя два десятилетия и мы продолжали играть в войну. На Мамаевом кургане окрашенные углем пласты земляных раскопок еще долго служили смертоносным арсеналом для беспечной детворы. Юные «археологи» вооружались, извлекая трофеи войны из спекшейся земли, армированной тысячами осколками снарядов, мин и бомб. Война продолжала напоминать о себе смертоносными разрядами пуль в мальчишеских дворовых кострах или неосторожно приведенной в действие гранатой, дома под кроватью.
Из влажных, искрящихся на солнце проталин на склонах Мамаева кургана вновь появятся подснежники – навстречу всем влюбленным школьницам Волгограда. В город героев, испепеленный как Помпея, но возрожденный, идет новая Весна!
Добавить комментарий